Вскоре после этого я направилась на кухню; туда же пришла и Алена. Я искала, чего бы съесть.
— Мне показалось, Виктория ушла? — Спросила она.
— Да, ушла на встречу с другом.
К моей чести, я сумела сохранить нейтральное выражение лица. Выдавать Викторию я не собиралась.
Алена вздохнула.
— Я хотела дать ей одно поручение в городе.
— Давайте я схожу, — тут же предложила я. — Только перехвачу что-нибудь.
Она улыбнулась и похлопала меня по щеке.
— У тебя доброе сердце, Роза. Я понимаю, почему Дмитрий полюбил тебя.
Это было удивительно — то, как здесь воспринимали мои отношения с Дмитрием. Никаких разговоров о разнице в возрасте или о том, что я была его ученицей. Для них я была кем-то вроде его вдовы, и предложение Виктории остаться здесь снова зазвучало в сознании. Когда Алена смотрела на меня, возникало чувство, будто я и впрямь ее дочь, и в очередной раз в душе зашевелились предательские эмоции по отношению к моей родной матери. Она, скорее всего, подняла бы на смех мои отношения с Дмитрием. Назвала бы их неподходящими, сказала бы, что я слишком молода. Или нет? Может, я слишком сурова к ней.
Алена укоризненно покачала головой.
— Сначала тебе нужно поесть.
— Просто что-нибудь перекусить, — заверила я ее. — Не беспокойтесь.
Кончилось тем, что она отрезала мне несколько больших кусков черного хлеба, который испекла раньше, и достала банку с маслом, зная, что я люблю мазать его на хлеб. Каролина поддразнивала меня — дескать, американцы были бы шокированы, узнав, из чего приготовлен этот хлеб, но я никогда не задавала никаких вопросов. Он был сладковатый и одновременно острый и очень нравился мне.
Алена уселась напротив меня и смотрела, как я ем.
— Он тоже его любил, когда был маленьким.
— Дмитрий?
— Каждый раз, прибегая из школы, он первым делом просил хлеба. Мне практически приходилось печь для него отдельную буханку, так много он ел. Девочки никогда не ели столько.
— Парни всегда едят больше. — Честно говоря, я от них не отставала. — А он крупнее и выше большинства.
— Это правда. Но в конце концов я дошла до того, что заставила его самого печь для себя хлеб. Сказала, что раз он сметает всю еду, пусть почувствует, сколько в это вкладывается труда.
Я засмеялась.
— Не могу представить, как это — Дмитрий печет хлеб.
Однако, едва произнеся эти слова, я поняла, что не права. Дмитрий — бог в сражении — у меня всегда ассоциировался с мощью, энергией и сексуальностью. Вот какой образ прежде всего приходил на ум. Однако именно сочетающаяся со всем этим мягкость и вдумчивость делали его таким удивительным. Те же руки, которые со смертоносной точностью владели колом, бережно отводили волосы от моего лица. Те же глаза, которые не упускали ни малейших признаков угрозы, смотрели на меня с таким восхищением и поклонением, будто я самая прекрасная и изумительная женщина в мире.
Я вздохнула, ощущая сладкую, но с примесью горечи боль в сердце, ставшую такой знакомой. Что за глупость — расчувствоваться от этих разговоров о буханке хлеба. Но так теперь было всякий раз, когда я думала или говорила о Дмитрии.
Ласковый, сочувственный взгляд Алены был прикован ко мне.
— Я понимаю, — сказала она, прочтя мои мысли. — Понимаю, что ты чувствуешь.
— Станет когда-нибудь легче?
В отличие от Сидни у Алены был ответ.
— Да. Но ты никогда уже не будешь прежней.
Я не знала, призваны эти слова успокоить меня или нет. Когда я покончила с едой, Алена дала мне небольшой список бакалейных товаров, и я отправилась в центр города, радуясь движению и свежему воздуху.
В бакалейном магазине я, к своему удивлению, встретила Марка. Мне почему-то казалось, что они с Оксаной нечасто выбираются в город. Вроде бы они жили за счет того, что выращивали сами. Марк тепло улыбнулся мне.
— Мне было интересно, здесь ты еще или нет.
— Да. Вот, покупаю кое-что для Алены.
— Я рад, что ты здесь. Ты кажешься более... спокойной и мирной.
— Наверно, ваше кольцо помогает. По крайней мере, в том, что касается спокойствия и мира. Правда, толку от него немного, когда нужно принимать решения.
Он нахмурился, переместив пакет с молоком из одной руки в другую.
— Какие решения?
— Что делать дальше. Куда идти.
— Почему бы тебе не остаться здесь?
Просто фантастика! Почти слово в слово то, о чем говорила Виктория. И ответила я так же.
— Я не знаю, чем заняться, если останусь здесь.
— Найди работу. Живи с Беликовыми. Ты ведь знаешь — они тебя любят. Ты практически член их семьи.
Вернулось ощущение тепла и любви, и я снова попыталась представить себе, как просто живу с ними, работаю в магазине вроде этого или официанткой.
— Не знаю. — Я была прямо как заезженная запись. — Не знаю, правильно ли это для меня.
— Лучше, чем другая альтернатива, — предостерегающе сказал он. — Лучше, чем убегать, не имея реальной цели, просто бросаясь навстречу опасности. Это вообще не вариант.
И тем не менее именно по этой причине я приехала в Сибирь. Внутренний голос брюзжал: «Дмитрий, Роза! Ты что, забыла о Дмитрии? Забыла, что приехала сюда, чтобы освободить его, как он, без сомнения, хотел бы?» А действительно, хотел бы он этого? Может, он хотел бы, чтобы я оставалась в безопасном месте? Я просто не знала, и теперь, без помощи Мейсона, выбрать стало еще труднее. Мысль о Мейсоне внезапно напомнила мне кое-что, о чем я напрочь забыла.
— Когда мы разговаривали раньше, о том, что могут делать Лисса и Оксана... А что можете вы?